Feb-2015
Как я чуть не пала смертью храбрых за подрывание моральных устоев Ирана
Случилось это поздним летом далёкого уже 2002-ого года. Обойдя в очередном приступе ипохондрии нескольких врачей с жалобами на прогрессирующий ревматизм, и, так и не услышав вразумительных ответов, решила я отправиться в соседний Иран, находившийся на тот момент в расцвете медицинской популярности. Довольно легко убедила маму в целесообразности поездки, и вот, ранним августовским утром, сели мы в попутную машину и направились в сторону границы.
Доехав до Астары, я, облачённая в джинсы и майку, решила привести себя в соответствующий иранскому ГОСТу вид и надела поверх майки сорочку. Замечу, что сорочка была широкая, длиной почти до колен и длинными рукавами, и застегнула я её аж до самой верхней пуговицы. Голову я летом и так почти всегда повязываю косынкой, так что решила, что вид у меня вполне приличный. Но не тут-то было! Уже на первом пропускном пункте иранский пограничник, с явным неудовольствием взглянув на мою брезгливо-высокомерную физиономию выпускницы Института Благородных Девиц, заявил, что в таком виде дальше не пропустит. На моё требование объяснить причину, буркнул что-то на своём языке и потребовал сменить светлую сорочку на что-нибудь потемнее.
Надо сказать, что в глубине души я предвидела такой ход событий, поэтому предусмотрительно взяла с собой единственную, на мой взгляд, подходившую к иранским реалиям, деталь своего гардероба – тёмно-фиолетовый балахон, купленный именно по причине своей забавности и с первого взгляда напоминающий одеяние каких-нибудь монахов-францисканцев: с капюшоном, длинными-предлинными рукавами, карманом-кенгуру и косыми удлинёнными вырезами по бокам. Показываю ему этот балахон и спрашиваю, мол, подойдёт? Он недовольно качает головой, на что я заявляю, что это всё, что у меня есть в наличии и вообще, я не понимаю, что его не устроило на этот раз. Он, махнув рукой, соглашается, устав спорить.
Недолго думая, начинаю расстёгивать пуговицы на сорочке, чтобы переодеться. Вдруг вижу, направляет он на меня автомат и начинает истошно вопить. В полном недоумении пытаюсь понять, что явилось причиной истерики на сей раз и в какой-то момент начинаю таки понимать. Еле сдерживаясь от смеха, объясняю, что под сорочкой у меня ещё маечка есть, и что стриптиза в моём исполнении он не дождётся. Но он продолжает вопить, как недорезанный поросёнок. И тут уже я не на шутку разозлилась. Ну, думаю, погоди, сейчас я тебе устрою. Отхожу на пару шагов назад, перешагиваю на свою территорию и преспокойно переодеваюсь прямо у него на глазах. Затем с довольным видом возвращаюсь обратно и прохожу дальше под “непереводимый фольклор”.
Но уже на следующем пропускном мне заявили, что и в таком виде не пропустят. А надо отметить, что пограничники у них чем дальше, тем вреднее. В общем, стою я в полной растерянности, злая и готовая уже повернуть обратно, представляя,какие ужасы творятся за пределами этих стен. Тут подходит какая-то сердобольная талышка и предлагает одолжить мне халат, до выхода на “волю”,а там мол, никто придираться не будет. Я с благодарностью соглашаюсь и тут же становлюсь свидетелем жуткой для моего представления о гигиене картины: вываливает она содержимое своего баула прямо на пол (!) и начинает возиться в поисках обещанной одежды…
В голове мгновенно проносятся названия всех известных инфекционно-аллергических заболеваний, начиная от простого грибка и заканчивая экзотическими “гонконг-фут” и “бери-бери”. Но от дикой усталости и раздражения всё внезапно становится абсолютно безразличным, и я мечтаю только о том, как бы поскорее оттуда выбраться.
Отдельным шоком для местной таможни стало количество книг и журналов в моей сумке (поскольку ехали мы туда недели на две, то я предусмотрительно позаботилась о своём досуге, так как на иные развлечения там, как понимаете, рассчитывать не приходилось). А перед поездкой какая-то “добрая душа” предупредила меня, что обнаружив в журнале любую, даже самую невинную картинку, где мужчина и женщина изображены вместе, этот самый журнал уничтожают без всяких предисловий. Так вот, всю ночь накануне поездки я заклеивала все мало-мальски “подозрительные” изображения наклейками из журнала “Лиза”.
В общем, после такого количества разнокалиберной литературы на меня посмотрели даже с какой-то едва уловимой тенью уважения во взгляде, что, впрочем, после всей предыдущей нервотрёпки не вызвало у меня абсолютно никаких эмоций. За воротами взгляду открылась не шибко приятная картина: подозрительно-моджахедские бородатые физиономии водителей, предлагавших свои услуги, не внушали ни малейшего доверия. Заговоривший посреди этого вороньего галдежа по-русски молодой парень(наполовину иранец, наполовину таджик), показался почти ангелом-спасителем и, несмотря на то, что заломил цену вдвое выше остальных, моментально заполучил нас в качестве пассажиров до Тегерана.
Песни а-ля шансон, звучавшие в салоне всю дорогу, казались нам абсолютными музыкальными шедеврами. В общем, до столицы мы добрались где-то к полуночи и заехали на вокзал, чтобы позвонить маминой подруге, которая должна была объяснить, как к ней доехать. И тут глазам предстало настолько жуткое зрелище, что я решила,что на нервной почве у меня начались галлюцинации. Повсюду на земле, то тут, то там, валялись люди. “Они что, мёртвые?” – в ужасе спрашиваю я у водителя. “Не-ет”, – улыбается он – “это чернорабочие, в большинстве своём, азербайджанцы… Они спят. Им ночевать негде”.
В полной прострации выхожу из машины, пытаясь сделать глубокий вдох… и тут понимаю, что воздуха нет!! Сложно объяснить это словами, но вот нет и всё! Позже выяснилось, что к загазованному невероятным количеством машин воздуху, с относительной влажностью не более 30 процентов, надо просто привыкнуть. Но в тот момент я решила, что вот он, апокалипсис.
Последующие две недели ознаменовались чередой одинаково неприятных событий, в числе которых были походы по врачам, независимо от заболеваний прописывающих витамин Е в качестве основного лечебного средства, посещение бездарных дантистов и получение солнечного удара с антисанитарным приёмом в скорой помощи, плюс периодическими перебранками с местной полицией нравов по поводу неподобающе повязанных косынок и закатанных рукавов.
Коронный номер выкинула моя мама, абсолютно нетерпимая к жаре, когда потребовала остановиться на пол-пути и, выйдя из машины, эффектным жестом освобождённой азербайджанки, снявшая с головы косынку с возгласом:”Всё, пусть меня ведут в полицию, я так больше не могу!”. Правда, увидев остановившиеся в ряд машины с изумлёнными физиономиями и услышав от подруги, что если непокрытая женщина появляется на улице, значит, муж выгнал её из дому за измену и в этом случае её могут забросать камнями, она смирилась, повязала косынку и села обратно в машину.
Всё время пребывания там я, нетерпимая к ограничению прав и свобод человека, настойчиво пыталась выяснить, почему же никто не устроит революцию и не свергнет существующий режим, которым, похоже, мало кто доволен. Но когда кто-то сообщил, что за такие вот мысли власти имеют обыкновение человека вешать прямо на площади, я утихомирилась, предоставив народу самому решать, как ему жить дальше.
Короче говоря, за две недели я укрепилась в мысли, что преждевременно попала в ад, уж не знаю, правда, за какие особо тяжкие грехи. Это был, пожалуй, первый и единственный случай, когда я с таким нетерпением ждала возвращения на Родину. Все самые непродвинутые люди, все самые нелепые законы внезапно показались мне настоящей манной небесной. Завидев издали родной флаг, я разревелась и, подобно киношным героям, готова была целовать его, стоя на коленях. Да что там флаг, я даже наших не очень приятных таможенников готова была расцеловать на радостях. Правда, пару минут спустя после общения с ними, мой пыл, конечно, поубавился, но всё равно, этот день был одним из самых счастливых в моей жизни.
Тут я поняла, как же всё-таки повезло Есенину, когда его, вместо обещанной Персии, заманили в Мярдяканы… О том, что тогдашняя Персия здорово отличалась от нынешней, я, правда, предпочла не думать.
comment this post