Oralar

Мой друг Дэвид, воспитанник детского дома, заработавший сам свое благосостояние, родился в солидной британской семье. Потом, то ли мама спилась, то ли папу бес попутал, но ребенок оказался бесхозным, и органы опеки, строго следящие за такими нюансами, определили его в детский приют.

К слову, я нисколько не хотел обидеть маму друга, но женские алкоголизм и наркомания в Лондоне – проблема не из маленьких. И стар, и млад – тот же Девид периодически занят тем, что перевозит поклажу тещи, с завидным постоянством посещающей наркоклиники. “Анонимные алкоголики”, ввиду своей бескорыстности, от нее уже безнадежно отказались, но клиники, неплохо зарабатывающие на страсти к спиртному и алкоголю, охотно берутся вылечить тещу Дэвида, которая таким образом коротает свою старость.

Полгода она лечится от алкоголизма, а остальные 6 месяцев пьет все, что попадает под руку, оставаясь при этом милейшим человеком с истинно британскими манерами.

Так вот, Дэвид, отучившись, и встав на ноги, в докризисную пору превратился в преуспевающего менеджера известной компании. Типичный англичанин, коренной лондонец, бесшабашный в гулянке, но очень консервативный в суждениях. Из тех, кто не совсем соответствует навязанному образу англичанина-сноба, но, тем не менее, к приезжим относится не совсем доброжелательно. К тем, кто приехал навсегда.

Так вот, как-то, когда мы проезжали с Дэвидом ( он был за рулем ) по одной из улиц Лондона, идущая впереди нас машина столкнулась с резко выехавшим с обочины автомобилем. Вина выехавшего была столь очевидна, что мы, не придав значения ДТП, и чуть притормозив, продолжили путь, заворачивая направо.

Но вдруг из автомобиля-виновника агрессивно выскочил нехилый негр, который в до боли знакомой манере “Сто очков вперед!”, стал размахивать руками и кричать на бледнолицего англичанина, интеллигентно недоумевающего от подобной наглости. Дэвид, увидев эту картину, сразу остановил свой кар, и выйдя из машины, отправился на подмогу соплеменнику.

Нет, в дорожно-траспортных “разборках” в Лондоне рукоприкладство – штука редкая. И пошел Дэвид не драться. Он лишь протянул свою визитку ошарашенному британцу, и сказал: “Подашь в суд, звони, приду свидетелем”.

Вернувшись в авто, Дэвид долго еще возмущался вопиющей неблагодарностью чернокожих, которым “наш Лондон дал приют”.

Знаю, читатель, что пытаешься ты связать логически мою любовь к Лондону, и стычку на одной из ее улиц. Просто, задумываясь о том, почему в последние годы моя страсть к этому городу несколько поостыла, я невольно вспомнил этот эпизод.

Последние 10 лет не было года, чтобы я несколько раз не посещал Лондон. А в прошлом году не съездил ни разу. Я и сейчас готов побывать в нем с превеликим удовольствием, но во мне уже нет того замирания сердца, которое предшествовало каждому моему посещению Лондона, и я уже не делаю замысловатые круги, чтобы лишний раз попить чайку на Лестер сквеа.

Почему так? – думал я.

Наверное, описанный мною эпизод явился лишь дополнительным штришком к тем накапливающимся впечатлениям, которыми я обогощал каждое свое пребывание в Лондоне.

Я его слишком любил, и люблю, чтобы не замечать того, что не всегда в нем мне нравилось. Мне не нравился мусор в туристических зонах, мне не нравилось, как ведут себя гости столицы, мне не нравилось изменение цветовой гаммы в лицах.

Я, знающий Лондон изнутри, знающий пульс этого города, его традиции, его помыслы и мечты, стал с бОльшим понимание относиться к позиции Дэвида. Увы, приезжающие в Лондон иммигранты не всегда соответствуют высокому стилю этого города.

Да, Лондон еще не постигла участь Парижа, утопающего в вакханалии бескультурья законных и незаконных иммигрантов, но он с каждым годом приближается к этому, спасаемый от ускорения процесса лишь водной границей с материком.

Конечно, всякая страсть со временем утихает. Но не всякая страсть исчезает бесследно, превращаясь в то, что люди называют любовью.

Я люблю Лондон. Люблю за то, что даже в этих условиях он сумел сохранить нетронутой свою истинно лондонскую жизнь.

Возможно, страсть к Лондону у меня появилась тогда, когда я в первые приезды оставался в отеле, чудесном Radisson Edwardian Vanderbilt, расположившемся в бывшем особняке Вандербильтов на Кромвель роад в Южном Кенсингтоне, в двух шагах от метро, и в трех шагах от одного из входов в Гайд парк.

Я влюбился с первого раза – в красивые дома с величественной архитектурой, во дворцы и парки, в романтичные баржи на Темзе, в неторопливые променады по улицам, в двухэтажные автобусы, в черные кэбы, и, несомненно, в симпатичные лица горожан.

Но полюбил я его тогда, когда друзья устроили мне замечательные каникулы, предоставив в распоряжение целый дом, хозяева которого, решив не тревожить мой покой, перебрались жить в свое загородное владение. Это была идея Дэвида, и это были его друзья, с которыми мы общались в застольях в каждый мой приезд.

“Я знаю, ты влюблен в Лондон, – сказал Дэвид, – но теперь ты должен его полюбить”.

Я остался в этом доме 5 дней. Я ни разу не выехал в “город”, ни разу не сел на метро, и ни разу не пошел любоваться Биг-Беном, фотографии на фоне которого у меня были уже во всех ракурсах.

Я просыпался, умывался в английской ванной, шел завтракать в ближайший паб, пил “инглиш брекфаст”, и поев традиционный бэкон с яйцами, закуривал первую за день сигарету. Курить тогда там можно было везде.

Мне всегда везло на погоду в Лондоне, и вкачав в легкие очередную порцию яда, я отправлялся этот яд противоядить – в каждом районе города в обязательном порядке есть свой большой и ухоженный парк.

Здесь не ходят туристы, и здесь чопорные англичане с тросточками ведут неспешные беседы на скамейках, пока их не менее чопорные супруги делятся друг с другом последними известями о достижениях геронтологии.

Пять дней я жил жизнью лондончанина, который бывает в знакомом нам всем историческом центре Лондона, может, пару раз в году. Тот же Дэвид выезжал туда лишь тогда, когда ему надо было “выгулять” очередного гостя своей компании.

В этой жизни жители Лондона живут своей консервативной жизнью, неторопливой жизнью бюргера, и в этой жизни они не сталкиваюся с тем, о чем я сетовал выше.

Я гулял по парку, кормил лебедей в пруду, исследовал окрестности, захаживал в магазинчики, и забредал в небольшие пабы, где обязательно знакомился с кем-либо, кто также, как и я, наслаждался бездельем. Мы вели неторопливые беседы, а потом я возвращался домой, чтобы отдохнуть и настроиться на ужин.

Так же, как и парки, традиционные лондонские рестораны есть в каждом районе. Это как бы центральный ресторан, самый главный, самый большой, и столик в котором надо резервировать заранее, поскольку степенная публика обеспеченной округи любит проводить здесь семейные ужины.

Я заказывал себе свиные ребрышки с барбекю-соусом, кружку пива, и наслаждался солидностью атмосферы. А потом я выходил на улицу, и шел в сторону “своего” дома, чтобы попасть уже в другую атмосферу.

Если парки и большие рестораны в Лондоне есть в каждом районе, то пабы здесь – в каждом квартале. Был такой и около моего временного пристанища, и именно там я заканчивал вечер каждый из этих 5 дней. Я заказывал еще одну кружку пива, со мной уже дружески общался бармен, а сидящие за столиками приветливо здоровались с “иностранным гостем, отдыхающим в доме Джона”.

Я в первый же день рассказал благодарным и любознательным слушателям о себе, чтобы уверить их в своих благих намерениях, и в своем скором отъезде из привычного им уклада жизни, в которой мое иноземное присутствие казалось не совсем уместным.

В этом пабе была домашняя атмосфера, где взрослые сидели в одном конце паба, а молодые пританцовывали в другом. Кто-то играл в дартс, кто-то листал журнал, и все друг друга знали – “Слушай, Дейв, говорят, твоя Сара захворала?”.

Я не знаю, каков Лондон сейчас. Нет, я знаю, что он по-прежнему красив и величественен, он по-прежнему очаровывает своей аурой, и он по-прежнему готов принять в свои объятия каждого. Но я не знаю, все ли попадающие в эти гостеприимные объятия научились уважать старые и добрые традиции Лондона.

Но я знаю одно. Лондон не даст надругаться над собой тем, кто пытается навязать ему свои понятия о культуре, свои правила поведения, свое видение общежития. Он заставит гостей жить по своим правилам, согласно своим традициям, согласно своим обычаям.

И он по-прежнему будет любим теми, кто услышит не только бой часов на Биг-Бене, но и неслышимую музыку этого города, бережно хранящего свою патриархальность в далеких от туристов местах.

С любимыми – не расставайтесь…